()
Уберите прибор, этот зуб коренной!
Этот шум за стеной, этот глаз за спиной,
Несгораемый насморк и маятник бьющихся капель.
Я искал землянику, нашел пулемет,
И теперь в моем доме никто не растет,
Я собрал урожай, выжал воду и выложил кафель.
Каждый день я динамлю кого-то на час,
Но на улицу можно войти, не стучась -
Там дают залежалое лето по сниженным ценам.
Я нашел в пыли желудь, а может, каштан,
Он неловко гремит, опускаясь в карман,
Но и там через год он едва ли останется целым.
Осень в городе - дети в надежных руках,
Я спускаюсь в аллеи заросший рукав,
В обмелевшем пруду зацвела непрозрачная ряска.
Солнце тает, тепло кирпичам передав,
Молчаливы стрижи на тугих проводах -
Здесь нельзя находиться, но самое место теряться.
()
Сижу в тени, болит спина, дышу, как после марш-броска,
Вахтер меня не пропускает без контрольного листка,
А я поэт! -
Она могла меня не знать, но тем не менее!
Мне нелегко подозревать таких прелестных малышей,
Но на столе передо мной стояло пять карандашей,
Теперь их нет -
Как видно, кто-то жаждет самовыражения.
На картотечных этажах который год стоит лопух,
Он из пластмассы - был бы жив, так без сомнений бы протух,
Покинут пост,
Лишь телефон - почти еврей при губернаторе.
Фанера крашена под мрамор, только гулка на удар,
Любой чеченский террорист организует здесь пожар,
А на допрос
Придет с отмазкой: замыканье в вентиляторе.
Здесь завались знакомых лиц, когда их видно без очков,
И, как ни клейте камуфляж, ландшафт картонен и почтов,
В подвалы вниз
Уходят лестницы в немытую кромешность.
Старушки, видя незнакомца, вдруг становятся длинней,
У них есть мания раздеть добропорядочных людей,
Им всем в стриптиз
Пора давно, когда б не возраст и не внешность.
Нет смысла быть дома, нет повода быть в другом месте -
Хотя бы в дороге, в пыли на чумной автостраде.
Я знаю, что дом - моя крепость, но крепость есть крепость,
В ней слякоть, солдатская ругань, огрызки тетрадей.
Я закрываю свой пост,
колокольчик на дверь, телефонный обстрел холостыми.
Я загружаю свой DOS,
кладу руку на мышь, кофе слишком горяч - пусть остынет.
Я расплавляю свой мозг,
остекление глаз, уголки деформаций в пластине.
Я занят чем-то своим,
пальцы клавиш - своим, и мы так безразличны друг другу.
Я ехал в метро до конечной и сразу обратно -
Случайный попутчик от жажды спасал мои уши.
Плевком на платформу, как ящерки хором на ватман -
Ползут не по той стороне, матерятся, столкнувшись.
Дожди отложили до самого крайнего срока -
На это у главных обычно находятся средства.
Я выверну ключ, опираясь на дверь левым боком -
Мои снова дома, и крепость по-прежнему крепость.
Я закрываю свой пост...
Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна...
Все гости ушли, чтобы выяснить, где остальные,
И трезвому портить им вечер немного бестактно.
Мой чай настоялся так крепко, что скулы заныли,
Но жажда не тетка - я выпью его поэтапно.
Тепло одноразовых фраз обнимает мне спину,
Но зубы стучат - для балкона я слишком уж в летнем.
Я вижу, как ломтики листьев сползают в мякину,
И счастлив тому, что везде оставался последним.
Мне глючатся темные кошки в невысохших лужах,
Мне глючится холод воды на обветренных рамах.
Я вижу свет штор за оплеткой шипованных кружев -
Мне нравится цвет их пятнистых параллелограммов.
В час ночи звонить без доклада совсем некорректно,
В час ночи простуженный голос, как пленка, зажеван.
Я сам буду рад, если сбоку подъедет прожектор
И скажет мне: "Руки за голову, дом окружен".
Царапинный скрип загустевших чернил
И матовый холод на краске перил -
Я буду всю жизнь переигрывать свой выпускной:
Был шанс обернуться, вписаться в их chat,
И даже начать их в лицо различать -
Но я, как всегда, в уголке улыбался в окно.
Они тормозят, как четвертый NT -
Порыться в шкафу, дожевать и уйти,
Я жду их ухода в натянутой позе енота.
Я знаю, что этой усталостью ног
Взрывали дома или били в висок,
На миг затянувшись застрявшей в динамике нотой.
На улице - ветер согнувшихся спин
И гул молотков из подвальных глубин,
*Во рту моем - только слоновая кость домино,
В руке - календарь, я углы ему гну,
Мой взгляд по кратчайшей приварен к окну,
Чтоб не было видно, как я улыбаюсь в окно.
Я ехал в трамвае под вечер в распахнутой куртке
В капроновый ветер, разметивший плоскость озер,
Кувшинки, хвосты фонарей и крылатых ракет.
Когда я читаю, знакомые тушат окурки,
Потом они жмут мою руку и машут: "До скор..." -
А ночью под кем-то из нас разойдется паркет.
Нам будет смешно.
Нам нужен учитель, умеющий бить по лицу.
По правилам нужен билет, но карманы пусты.
Превыше всего мы ценили не воздух, а звук -
Прощали плохие стихи, покупали за чай.
Мне трудно поверить в туманы такой густоты -
Скорее всего, это просто сжигают траву,
Но запах приелся, не режет глаза по ночам.
А ты все молчишь -
Учитель, умеющий вовремя бить по лицу.
Rainy glass and a smell of strong tea,
It's too cold to get up but it's time.
My wind outside is still waiting for me,
Sharp drops at the roof remind me the rhyme:
After the red-n-yellow days
a new winter will begin and die.
Calm yourself, my half, don't cry,
There's no pressing 'BackSpace'.
And I'll get home again
A-riding or maybe underfoot,
In an armor of steel or maybe wood
But as soon as I can.
Tell me now, uncover the cards,
Of the victims of garbage and crime,
Of the shrine of lost and broken hearts
And of those who enter this shrine.
Once I dreamed the world was governed with love,
And I felt the world was driven with flame,
And I've seen the blissing sunshine above,
But what I see now's nothing but shame.