Сколько было попыток найти подходящий контекст для явления, именуемого "русский рок"! Кто-то механически включает его в докатившуюся до "красной империи" Новую Волну. Кто-то ищет национальные корни и, не находя, подвергает анафеме как инородное тело. БГ вводит термин: массовый шаманизм.
Почему-то никто не вспомнил набоковского профессора, утверждавшего: "...горшок, который там обжигается... не имеет к России никакого отношения". Мы уже не "русские", но еще не "граждане мира". Ближе всего к истине термин "антисоветский народ" - со своими героями и героикой, своими ценностями, своими богами и врагами рода человеческого. Своим Мифом, в конце концов.
Вот с Европой давно все ясно - два
полюса: гора Монсальват и замок Клингзора. Неважно, есть ли эта гора на
самом деле, в каких Альпах высится - важно, что есть модель, система критериальных
координат, объясняющая некую комбинацию архетипов и стереотипов. Если почтенная
публика не возражает - ТРАНСМИФ, то есть целостный набор установок коллективного
бессознательного, определяющих не только массовое восприятие, но и массовое
поведение. Установок алгоритмических, причинообразующих. Сумм коллективных
интересов, находящих свое выражение в массовых движениях и их лидерах.
Как отличить осмысление архетипов "коллективного
бессознательного" от произвольно сложенных рок-поэтом образов? Для автора
самым главными критериями стали высказанные и подтвержденные "пророчества",
сквозные образные ряды плюс некоторая сомнительная личная интуиция, без
которой в принципе нельзя трактовать произведения искусства. Вот основные
опорные точки: Nautilus Pompilius - альбомы "Наугад", "Чужая земля"; Сплин
- альбом "Пыльная быль"; БГ - альбом "Лилит".
Вначале не стало НИЧЕГО: "Бога нет, царя не надо,//и попов не признаем.//Провались, земля и небо,//мы на кочке проживем," - пели в двадцатые годы. Сотворение мифа, как полагается, началось с брака Неба и Земли, иначе говоря - Вождя-отца и Родины-матери (БГ - "На ее стороне"). Этот образ не нов, однако объясняет приниженное, презрительное отношение к собственной стране, не свойственное ни пережившей военное поражение Германии, ни неслишкомэкономическиразвитому Китаю - отвращение к "Большой женщине" (DDT), "отдавшейся злодею", "вдове, родившей козла" (Сплин). Родовое проклятие - навеки завязнуть в социальной конкретике. Навеки: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда". Все конфликты русского рока - "войны самих с собой", социальные, внутренние столкновения. Вся его мифология - это "политика+экономика" за вычетом исторической статистики; как выразился анонимный борец за чистоту рока - "песни об отсутствии демократии и колбасы".
Общий контур мифа: город, построенный на болотах. Эксперимент, начатый Петром, повторился в общероссийском масштабе. Петербургская городская лирика снова в бою. "Сплин" дотянул свои корни до Саши Черного, БГ - до "Медного всадника". Пелевин просто описал окружающую его заболоченную свалку, ржавчину на колючей проволоке, этажи Города.
Постсоветское сознание - сознание техногенное, сознание горожанина, созданное петровской и сталинской "индустриализациями сверху". За последние восемьдесят лет вера в могущество "науки и техники" оставалась самой стабильной установкой советского человека. Технология заняла в массовом сознании нишу магии (здесь коренится глубинное родство жанров fantasy и science fiction) - то есть стихии, непонятной и неподвластной большинству. Еще тверские крестьяне начала XIX века верили, что паровоз движет леший, который хочет пить, а Кабаниха видела в нем демона; а ныне (возьмем, например, "Желтую стрелу" и "Девятый скотч") поезд, идущий к разрушенному мосту, символизирует неумолимое время, абсолютный страх смерти. Вспомним "Титаник" и "Падал теплый снег", вспомним "Выхода нет" и "Спи в заброшенном доме".
Сверху лихорадочно надстраивают этаж за этажом, на каждой новой "Крыше" исправляя ошибки предыдущих. Нижние этажи проваливаются в трясину. Постоянный update, бегство в небо от "болот Невы".
"Крыша" Города - идеал "вечного лета", идущий еще от Саши Черного; "жаркие страны", в настоящее время плавно конкретизирующиеся в "Канары". "Апельсиновый день" Кормильцева - национальный вариант рая, или, скорее, нирваны. А "Сон наяву" Насти Полевой - летний пейзаж перед грозой, "вершина мира", под которой вот-вот надломятся опоры.
Крыши способен достичь каждый, но Крыша
неспособна вместить всех.
Собственно, описание второй и (пока) последней попытки надстроить что-то серьезное составляет большую часть национальной рок-мифологии:
тезис - информационное начало, "новое мышление" - "Тихие игры" "светлых мальчиков с перьями на головах" - тех самых, что "несли свою вахту в прокуренной кухне" (БГ), пока "Шестой лесничий" официально не объявил о поиске новой национальной идеологии. Эпоха "Огонька" и "Взгляда", споры о "социализме с человеческим лицом" - однако есть в этом нечто наивное, ненастоящее: "Пока спят большие в своих неспокойных постелях - ...музыка их не разбудит...";
антитезис - энергетическое начало: стихия бунта, социальный протест. Очередное потрясение Системы до основания - "Мы вместе!", "Кто посмеет отнять у нас утро?", "Шестой лесничий - ну-ка, брысь!"; поклонение Хаосу, идеализация войны - "Он не помнит слова "Да" и слова "Нет", он не помнит ни чинов, ни имен";
синтез - появление нового лидера, "Дирижера", поднятого на вершину власти двумя этими "волнами". Легенда о "Жертве талого льда", созданная Александром Васильевым, исчерпывающе описывает крайне противоречивую историческую роль первого президента России (возможно, его же предсказал БГ в "Небо становится ближе"). "Две волны обновления", соединившись в первом правительстве Дирижера (образ "молодого реформатора" был предсказан Кормильцевым в "Музыке на песке"), были окончательно обузданы к концу 1993 года, когда интересы возрождающейся в новом теле великодержавной государственности ("новый уицраор", если пользоваться андреевской терминологией) окончательно победили всякие надежды на коренное обновление социального окружения. Были надстроены еще несколько этажей Города, похоронив под собой новый социальный слой "умерших во сне".
Основное и, возможно, единственное достижение этих сдвигов - переход от коллективного сознания к индивидуальному поиску; к социальному или духовному - уже вопрос личных предпочтений. Кому-то открыт путь "Одинокой птицы", кому-то удобна чешуя "Рыбы без трусов". Разрешено все. Это можно называть "Шабашом" (Кинчев) или "Грозой" (Васильев), это можно приветствовать, этого можно бояться; но нельзя отрицать исходного принципа "Каждый сам за себя".
Упреки воинствующих ортодоксов вроде Олеси Николаевой, состоящие в "забвении Бога", "утрате высших ценностей" здесь не совсем корректны: православие в "антисоветском трансмифе" - такой же незваный гость, как и буддизм, фрейдизм, солипсизм и элементализм - поклонение Солнцу, которое "за нас". Все это - инородные, внешние модели, принимаемые лишь отдельными авторами с определенными оговорками. "Гроза"- это проявление высших сил; "Шабаш" разрешен, санкционирован свыше. Не мистический нигилизм, а мистическое СОГЛАШЕНИЕ, наподобие "Плодитесь и размножайтесь".
Единственным источником не подлежащей
сомнению иерархии становится... правильно, любовь. Кормильцевское "Ты",
адресованное Матери богов, живущей в соседнем доме. Гребенщиковское: "Я
бы стал атеистом, если бы не Ты!", "Любовь как метод вернуться домой".
Переход от пирамидальной структуры ("хрустальные горы") к структуре сетевой,
выстроенной снизу, к множеству сросшихся кристалликов. Любовь - "Живая
вода", помогающая "выйти на правильный свет".
Долго ли простоять Городу?
Если стопроцентноположительный герой - конкретная личность, "странник в ночи", то образ врага - серая масса, коллектив, "умершие во сне". Безликая (uncountable) стихия, готовая снова подняться со Дна и перевернуть мир. Вспомним набоковский "Петербург", вспомним "Эти реки", что "текут в никуда".
Сценарий "конца света в одной отдельно взятой стране" в его последней версии отражен Васильевым в песне "Война", некоторые его элементы есть также у Кормильцева - "Последний человек на Земле", защищающий свои свободу и собственность (опять социальный мотив!) от "красных, белых и синих". Сопоставляя эти два пророчества, мы видим поражение и смерть Дирижера, бегство всех, кому есть, что спасать, и окончательный крах уродливой российской государственности.
Первый бой ("Красные пришли и обагрили
закат...") был выигран, и не в последнюю очередь - благодаря самим деятелям
русского рока, их участию в акции "Голосуй или проиграешь!" Исход второго
("Ночь подняла над башней черный свой стяг, свой истинный крест, свой подлинный
флаг") пока неясен. Быть может, "антисоветскому народу" уготована участь
иудеев, в течение двух тысячелетий не имевших своего государства. Что же
- не самый худший вариант: "Возьми, уходя, свои лучшие песни, а все остальные
порви".
(c) Алексей Романовский (LXE), 23.01.1999