()
Я сполз в Антарктиду, влепившись в шершавую стену,
И только поняв, что проснулся, вздохнул, успокоясь.
Не помню, где был, что читал - это входит в систему,
Мне трудно назвать даже свой климатический пояс.
Мне лень крутить оба - сегодня открою горячий,
Рывком соскребая нагар полужирного воска.
И надо бы стричься, но я поступаю иначе,
Я лучше сломаю еще сто четыре расчески.
Все вещи хотят меня видеть и даже потрогать,
Меня спотыкает из комнаты в спешке на кухню.
Мой чай со вчерашнего дня ожидает предлога,
Не трону из принципа - пусть, если хочет, протухнет.
Наушники, йод на порезах, друзья в центре зала -
Там буду не я, это кто-то намного сильнее.
Всем хочется знать, как дела, но язык завязало -
Прости, я не помню. Мне трудно ответить честнее.
Знакомым раздал полблокнота - писал телефоны,
Билеты пробиты, а дырка карман не потянет.
Все выгорит за ночь, я буду не менее сонным,
В отцепленных сутках себя оставляя частями.
Вода гонит уток, а я - как начальник воды
На троне-бревне в ножевой клинописной разметке.
Недавно был дождь, и песок сохраняет следы.
Я плющу ребристой подошвой квадратные клетки.
Вода незеркальна, и даже слепа наотвес -
Речная болезнь вскипятила по Джоулю-Ленцу.
Ты можешь порвать ее вдоль, и послышится треск -
Она непрозрачна, шершава, она полотенце.
Трамваи ушли в облака, в резонансную жуть,
Здесь все на полях и в достаточной степени мимо.
Бежал, не дыша, но теперь все равно простужусь,
Чтоб сбившийся шарф не мешал восприятию мира.
Есть песни для ближнего боя, для чтения книг,
Для ночи с модемом, для ночи в гостиничной келье.
Но я слышу зуммер, и я утверждаю здесь стык -
Река, полусгнившее небо и город в grayscal'е.
()
Крепкий утренний чай, крепкий утренний лед...
Бетонный забор освещен в белозубый оскал.
Спиральку встряхнули, на сутки удвоив накал,
Ищу подходящую тень.
От к-офе до к-лавиш - узлы развязавшихся "К":
Все к-ниги, к-ассеты и к-ошки прошли по рукам,
Упали в овраги с ногтей.
Нет новостей, а которые были - раздал.
Столб, как береза, оброс телефонной корой.
Тяжесть, как будто из ванны стекает вода.
Холод, как будто проветрили - хватит, закрой.
Я разрешаю закрыть.
Осенняя перекись кочки белит в парики,
Осенняя ржавчина ставит на кочках венки,
Трава завернулась в ежей,
Как взрывы, которыми дети рисуют Берлин.
Осенние гопники, судя по запаху, жгли
Здесь все, что возможно поджечь.
Банку душу в пояснице, как хищный удав,
С треском помявшийся пластик бросаю в арык.
Тяжесть, как будто из ванны стекает вода.
Холод, как будто проветрили - можно закрыть.
Я разрешаю закрыть.
(проигрыш)
В запертом подъезде клочья запаха травки,
Сажа на побелке, кровь на лестничной краске.
Сахар не желает растворяться без встряски.
Ждать не так уж больно и, поверь, безопасно.
Wait.
Еще - три - дня.
Еще - два - дня.
Еще - день...
Шорохи в глазах, и так натянуты веки.
Кто-то включит свет, чтоб перерыть твои вещи,
Солнце режет вены, но проем занавешен,
Полный круг часов закрыл каштановый вечер.
(проигрыш)
Лица глянцево-рекламны,
Так предательски отстойны.
Ты подряд звонишь друзьям, но
Отвечает только "сто".
Где-то был пожар, но скоро станет прохладней,
Где-то над водой скользит дюралевый всадник.
В сумерках на трассе вдруг заклинило задний.
Дождь срезает листья на поминки асфальта.
Дамы убирают маникюр в рукавицы,
Слышен скрип страницы уголком по странице.
Спинка так нагрелась, что нельзя прислониться.
Хочется молиться, только занят провайдер.
Wait.
Еще - три - дня.
Еще - два - дня.
Еще - день...
Каждая серая линия стала сплошной,
Мой взгляд, как электрорубанок, ползет под углом,
Вагонные стекла играют моей шириной,
Я стал проницаем, я вижу за этим стеклом
Шершавые контуры фюрера третьего рельса.
Все мои кабели слиплись плывущим комком,
Здесь душно, как в чайнике - кто-то, похоже, кипит,
Споткнувшись на люке с набившимся грязью замком.
Его, ухмыляясь, выносят за обе руки
Вспотевшие стражники фюрера третьего рельса.
Двери пробьют позвонки, как заклинивший гвоздь,
Здесь каждый быстрее меня занимает места,
И, стоя, я вижу, как он меня видит,
как я его вижу, как он меня видит насквозь,
Я выбегу локтем вперед - я смертельно устал
Жать скользкие поручни фюрера третьего рельса.
02.10.1999
Сезон дождей настал с утра, однако мнутся пока
Арбузы в клетке на углу, как школьник после звонка,
Асфальт бильярдных площадей еще вчера был сдан под склад,
Но полночь выскребла туманом этот матовый расплав,
И отражение ламп скользит по низким ветвям
прямоугольной луной.
Сухие листья повисают, как с прилавка шнурки,
Как невоспитанный игрок с чужого края доски,
Нагнется, чтобы посмотреть, кому пришел кленовый туз,
И золотистый мармелад, непредсказуемый на вкус,
Уступит право на цвет, уйдет под сварочный нимб,
столбов хоккейный конвой.
Осколки елочных шаров стреляют роем в окно,
И по металлу дышит пан архипелаг Строгино -
Он над заливом на холме стоит с секатором в руке,
Со свистом смахивая капли на своем дождевике.
Щербатых улиц просвет вдруг показался ему
почти отвесной стеной.
Я искал скаком шашки по станциям новый альбом,
Пропустив, как на улице стало отчаянно ярко -
Пилотаж перехода проспекта под острым углом
И фанерный автобус, заснувший на тесной стоянке.
В кирпиче много слов, но не все удалось рассмотреть -
Отражение солнца от бампера плющит их в стену.
Дальше можно пешком, но автобусом будет быстрей,
Я сползаю в сиденье, упершись руками в колени.
Я так долго не спал, что меня можно мерить на вес,
Дома соевый соус и дым недогашенной спички.
Ветви стали прозрачными в рамках зачистки небес,
И наперстки их беженцев сыплет на стол, как записки.
Это магия - мне будет лучше в другом углу дня,
И я даже смогу говорить без значительных пауз.
Я ломаю ячейку с таблеткой, и хватит с меня,
Остальное доделает кактус с пластмассовой пастью.
()
За квартал от меня товарняк затих стайкой гусей
в водопад.
Через пластик наушников звон комара - как сирена: "Бомбят!"
До соседнего дома кошачий прыжок, замыкание клемм,
Если снять абажур, будет средство от бледности кубиков стен,
Если лампу в ладонь, будет средство от бледности глиняных рук.
Мне приснилось, что я был на складе каких-то металлоконструк...
Это было на станции, склад был пропит и пропет,
Это был заржавевший Восток, по Измайловской ветке,
Это было последнее место, где кофе со сливками
только для самых своих.
А потом мы смотрели с Тобой репортажи о пуске ракет,
О войне в полированной рамочке, в шахматной сетке,
Только Ты была в кресле, а я опирался на спинку, и
грунт осыпался в залив.
И, когда я проснулся, в ладонях кололо, как в дождь от зонта,
Когда высоковольтные плечи трещат под небесным металлом.
Яркий угол окна был раскрашен, как школьная карта Урала.
Из ствола закипевшего чайника дым, только я не застал,
Я не помню, в кого в этом споре стреляли по тексту.
Там - над краном - за зеркалом - пялится кто-то не местный,
Чьи-то пальцы к вискам рассмеются в упор - наконец-то!
Но мне нужно звонить, чтобы знать, кто застрелен по тексту.