Я видел, как слово становится запах,
Я видел, как смотрят, зевая, на запад,
Как чай заварили с утра, но не пьют уже
месяц.
Там ради сочувствия смачно чихали,
Там изредка портили воздух духами,
Там пыль, а под пылью - пушистая белая
плесень.
Здесь кто-то разламывал булку вдвоем,
Но я не застал, лишь спугнул воробьев,
Мне так одиноко - я сам себе Слава Бутусов.
Вот мальчик, он крут, он прошел Red Alert,
Его бы базар - да вареньем на торт,
Но я люблю торты без надписей и без надкусов.
Мне жарко, я дома оставил плафон,
Но сторож с усмешкой несет телефон,
Он слишком корректен, чтоб бить меня палкой:
"Доколе?!"
В столе моем явно порылась шиза,
Я помню, что хочется что-то сказать,
Я глуп, словно пробный заряд за пределами
поля.
***
Пили воду под плеск ее дней и минут,
Только кто-то сказал, что часы отстают,
Что метро закрывается раньше, чем мы полагали.
По резиновым ребрам скользя под уклон
-
Хоть в последнюю дверь, хоть в последний
вагон -
Мы входили под иглы и лапы разогнанной
стали.
Вот в углу стоит дама, она манекен,
И по ней синий свет, отраженный от стен,
Протекает в подшпальные воды, мигая поверх.
Террористы в кабине устроили морг,
Говорят, через станцию будет Нью-Йорк,
Мы не против - мы даже обидимся, выйдя
в Москве.
Вентиляторы здесь - истерический смех:
Ты вдыхаешь, как воздух, молекулы тех,
Что рубили тоннели и резали рельсы на
глаз.
Если душно, заткни себе пальцами нос,
Мне не нужно - дошел, но мне нужно - донес,
В этом истинный змей - многопал, многорук,
многоглав.
***
Ураган отыграл на упругом металле,
На костях тополей, да на выбитых стеклах,
И одни телефонные будки искали,
А другие - подъезды, а третьи - бинокли.
Огородники пленку прижали камнями,
Чтобы колкие стебли дождем не помяло,
Кто-то смелый попал меж двумя проводами
И застыл, наблюдая реакцию зала
(и ему никогда не покажется мало).
Кто-то вскоре свидетелем станет известным,
Кто-то новый на шины поставит протектор,
Кто-то главный, скрипя в своем кожаном
кресле,
Под Excel'ем подводит итоги проекта.
Но собака не в них. Он под запах озона
Cтавит в мятый блокнот окончательный вычерк,
На усыпанном листьями мокром бетоне
Собирая шалаш из оставшихся спичек.
***
Кто услышит, как дверь заскрипит - сорок
пять - девяносто?
Я последний из первых на базе C-21.
Все ушли на балкон, чтобы спеть или прыгнуть
самим,
Рассчитавшись по этому признаку в мэтры
и монстры.
Помню: выдернуть стержни нельзя и поэтому
просто.
Помню: грунт не исчез, только он оказался
чужим -
То ли страх, то ли стыд, то ли редкая
жесткость пружин -
Не свернуть головы на бегу за пределами
роста.
Я молчу и дышу на дымящийся кофе, и вот
На очках проступает бессонный смеющийся
пот.
Я бы мог простудиться, но кто же мне включит
мороз?
Закрываю глаза рукавом в ожидании сброса.
Пара-тройка глотков, и бесспорно придет
передоз -
Мне сегодня так хочется быть за пределами
роста.
***
Центробежная сила, непрочный ремень,
Я в том месте, откуда рождается день,
Мелкий пот на висках раздражает, как хлор
на аноде.
Бодр и свеж, как шипящая кола со льдом,
Только, если присядешь, проснешься с трудом,
Это значит - иди, чтобы ныли натертые
ноги.
А Москва, словно дева, прекрасна во сне,
Твой прохладный асфальт чист, как утренний
снег -
Я крадусь на носках и шепчу в телефонную
трубку.
То ли пасть на колени, на милость, на
слом,
То ли просто шнурки подтянуть за углом,
То ли вешать на майку значок: "МЕНЯ ПРИНЯЛИ
В ТРУППУ".
Я готов ожидать еще пару эпох,
Но я вижу фотографов, вижу ментов,
Вижу стайку ребят, уважающих рыбную ловлю.
Господа, отойдите от ваших окон,
Этот колокол - нам, охраняющим сон,
Этот стон пробуждения - нам, сторожам
изголовья.
***
Я звонил невпопад, как бежал по степи,
Я настраивал пальцы на ATDP,
Как скрипящие стебли находят себя в сенокосе.
Этикетки и скрепки - в размол и под пресс,
Я всего лишь снимаю томографом срез,
Замещая протекшую кровь Твоим меченым
кофе.
Этой ночью кому-то смывать
макияж,
Этой ночью кому-то
снимать камуфляж,
Этой ночью кому-то
ломать себе кость,
чтобы утром корректно
срослось.
За окном кто-то пьян, оскорблен, голосист,
Каждый пятый - с ножом, каждый третий
- нацист,
Если б я не привык, я вскочил и кричал
бы: "Полундра!" -
Но плыву по шоссе головою вперед
И надеюсь, что кто-то меня подвезет
До утра, а уж если совсем повезет - до
полудня.
Этой ночью...
***
Третий выход с площадки давно и безбожно
зарос -
Проползай, акробат, если дорого зрение
- гнись.
Переулочки здесь - шириной в человеческий
рост,
А иные - в охват, а иные - под арку и
вниз.
Голубятня у насыпи, дом и скамья за углом,
Остановка ЛиАЗов, но редко, и лучше пешком.
Кислый запах песка со слюной, да бензиновый
гром
С языка рикошетом и в темя тяжелым мешком.
А по осени вновь лопаства облетает с винтов,
И в сиреневых лужах кривятся стальные
мосты.
А твои все пекут пироги, да ласкают котов,
А у них под ногами - по семь этажей пустоты.
Кто-то вышел на курс, комбинируя Ctrl и
Alt,
Кто-то вспыхнул на взлете, и сажа утратила
вес -
Но тебе остаются лишь мокрый осенний асфальт,
Перебежки дворами и гулкий прохладный
подъезд.
***
Позитивное, даже немного антидепрессивное
Я звонил, но не ждал, что кого-то застану
живым -
Я привык, что хорошие люди уехали в Крым.
Ты ведь знаешь прекрасно, как бьется натянутый
трос -
Я бы мог опереться, но горе попавшим под
трость.
Я не ждал, что на улице будет настолько
светло -
Я боялся дождя и готов был замерзнуть
до пят.
Мой будильник сказал мне, что время мое
истекло -
Это был то ли лишний завод, то ли лишний
заряд.
Здесь за завтраком любят словечки "обвал"
и "болван",
Но они не свихнулись, а были такими всегда.
Я хватаюсь за пульт и стреляю навскидку
в экран -
Думал, будет война, наступила всего лишь
среда.
Над вечерним шоссе облака расписали под
гжель,
А я рыбу ловлю без пруда по песочным весам.
Мой гравер - недоступное солнце вторых
этажей -
Что ни песня, то в масть, только жаль,
что не сам написал.
***
Ты - тайна из тайн.
Я вижу Тебя, опираясь на шаткий забор.
Мне страшно дышать, я боюсь поломать разговор,
Мой вечный offline -
Умение ждать и делить на секунды века,
Собрать и отдать, и не требовать даже
кивка...
Я все еще здесь.
Я помню места -
Подземное пламя там лает на холод дождя.
Кому из двоих Ты помашешь рукой, проходя?
Сквозь щели моста
Мелькают сражения бликов пятнистой реки.
Мне трудно ответить, насколько они далеки
-
Я все еще здесь.
Осколочна рожь.
По-старчески бледное лето в морщинистых
пальцах
Сжимает полнеба, и сок его сладок - купайся.
Когда Ты уснешь,
Смешается яд фонарей и открытых глазков,
Безвкусный, как розовый чай из сухих лепестков...
Я все еще здесь.
***
Заказанный дождь, как неловкий гарсон,
Пробивши щипцами намокший картон,
Рассыпался сдачей из никеля пенсов и рупий.
Он бьет по лицу - по прямой без скачков,
Он клеит мне веки и линзы очков -
Снимаю - и вижу на небе еловые руки.
Я гну себе ветку и глажу по шерсти.
Распущены когти, и клювы отверсты -
Их триста спартанцев, и каждого грифель
заточен.
Горячая ванна раздавит под дых,
Коробки от сока, венки от родных
И брызги асфальта - контрастные камни
обочин.
Ты можешь бежать - на костер и к костру,
Под знак производной, под кран, под чадру,
Под суд и под стражу - виновным в заросшей
разрухе,
Пусть двое - компания, трое - толпа;
Но иглы отыщут меня с потолка,
Прохладные, острые ярко-еловые руки.
***
Партизанское утро промчалось, листовки
раздав,
Твой район, покоробясь от солнца, становится
горным.
Не давай башмакам наклеваться раздавленных
ягод -
Все дома в шестигранной развертке, все
девушки в черном,
И на пальцах осадок свинцово-мазутного
яда -
Как тогда, в Нагасаки.
Мне не нужно наручных часов, но тоскливо
без дат,
Все газеты - кому самокрутка, кому оригами,
А кому-то подкормка термитам в больном
саркофаге.
Вместо львов у крыльца две овчарки с блестящими
лбами.
Там я стану чешуйками пепла на фотобумаге
-
Как тогда, в Нагасаки.
Эту песню отмоют в бензоле, споют в поездах,
Но Тебя здесь так мало - как след на затертой
кассете.
Ты вернешься, Ты выпьешь воды и поправишь
прическу,
Ты убьешь их на десять минут, и мы выйдем
вдвоем через заднюю
дверь под табличкой зеленой и плоской -
Как тогда, в Нагасаки.