Северное полушарие

- Одну секунду, - сказал Дима, - сейчас только пирожок куплю.

- Я бы на твоем месте не стала этого делать. Солнцепек, а у этого типа даже нет навеса.

- Если я отравлюсь, то мы его засудим, - Дима улыбнулся, - не зря же мы на юристов учились.

Лида только пожала плечами: вечно Дима не слушается советов умных людей. Потом сам же расплачиваться будет. Она сделала над собой усилие и, изобразив обиду на лице, отвернулась. Однако, непонятное любопытство все равно заставляло ее украдкой смотреть, как Дима выбирает пирожок и что-то говорит продавцу, напоминающему сильно ударившуюся о стекло муху. Продавца Димины изыскания мало интересовали - он оставался безучастным и вялым. Наконец, Дима расплатился и вернулся к Лиде.

- Ну, где же твой друг? Уже двадцать минут третьего, а его все нет.

Лида пожала плечами:

- А я откуда знаю? Мало ли какие у него дела.

- Как-то он непунктуален. Нехорошо заставлять девушку ждать.

- Я же не его девушка, поэтому ему по-фигу жду я его или нет.

- Не важно, ты же - девушка.

- Ты не знаешь Каховцева! Ему было бы наплевать, даже если бы мы с ним были муж и жена. Он и вообще не приехать может.

- Зачем же ты его позвала гулять?

- Он позвонил, я позвала. Ну просто... я его знаю с детства. Думала встретиться. Давно не видела.

Дача Каховцева была в пяти минутах ходьбы от Лидиной, и Лида знала Каховцева лет, наверное, с трех. Когда-то все лето проводили вместе, но потом кончился институт, началась работа, и дача стала не самым посещаемым местом. Таким образом, Каховцев на время пропал из вида - кроме дачи им встречаться было негде.

- Странно, - сказал Дима, - ты хочешь его видеть, но, похоже, не очень-то его уважаешь.

- А за что его уважать? В детстве был веселый, отзывчивый, а потом... все парни за девушками ухаживают, а он только губы кривит. Знаешь, что он мне однажды сказал? Я брови подвела на даче, просто так, от нечего делать, а он: "Кого ты хочешь этим поразить? Здесь на два километра в любую сторону только лягушки и летучие мыши".

- Ты обиделась? Он же пошутил.

- Ха! Ты бы пошутил, я бы пошутила, но Каховцев не шутит. Он это на полном серьезе. Я как-то раз споткнулась и упала с крыльца, и услышала в качестве сочувствия: "очень трогательно, еще разик на бис".

- Да он просто монстр! По твоим рассказам его надо от людей изолировать, - Дима рассмеялся, - а за косички он тебя не дергал?

- Ты что, намекаешь на... - вскипела Лида, - нет, он в жизни никого не любил, и меня в том числе.

- Зачем же он тебе позвонил тогда?

- Тихо, - прошептала Лида, - он идет.

Каховцев был среднего роста, крепкий и явно уверенный в себе молодой человек. Ритм его походки, как показалось Диме, совмещал в себе чечетку и нацистский марш, а то, что на нем было одето, Дима вообще не смог бы описать, настолько это казалось серым. Да и не главной в Каховцеве была одежда. Привлекало к себе внимание выражение его лица. Он как будто примерялся в какое место человеку лучше плюнуть.

- Сергей. Дима. - представила их друг другу Лида. - Ты почему опоздал?

Каховцев посмотрел Лиде прямо в глаза и ответил:

- Попал в пробку. Куда пойдем?

- В Коломенское, естественно, не зря же мы сюда приехали.

- Это я понимаю, а в какое место? В цивилизованное или в дикое. Здесь есть отличный яблоневый сад, в нем безлюдно.

- Что там в этом саду? В "цивилизованном" дорожки, скамеечки, архитектура, люди ходят...

- ...стадом, - подсказал Каховцев.

- Как тебе угодно... Туда идем! - подытожила Лида, - Дима, ты согласен?

Дима в этот момент запихал остатки пирожка в рот и в ответ сумел только что-то нечленораздельно промычать. Лиду это не особенно волновало, так как прогулка в "цивилизованное" Коломенское была оговорена с самого начала.

Почти не разговаривая, они дошли до южного склона холма, и расположились там на одной из лавочек с видом на церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи.

- Ты чем занимаешься? - спросил Каховцева Дима, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

- Работаю каскадером.

- Серьезно?

- Чистая правда. Лида подтвердит. Я еще в школе начал ходить в каскадерский клуб. Это моя страсть. - Каховцев криво улыбнулся, - есть, конечно, и другие, но эта самая сильная и самая созидательная.

- Занятие, конечно на любителя. Интересно?

- Я смотрю на это с другой точки зрения.

- А Игнатьев тоже до сих пор туда ходит? - спросила Лида.

- Нет, он бросил два года назад.

- Почему?

- Не выдержал нагрузки. Это трудно не только физически, но и психологически. Это не каждый выдерживает, многие ломаются из-за ерунды.

Дима украдкой следил за Каховцевым, и ему показалось, что на последних словах Каховцев немного запнулся, но взял себя в руки. И по-прежнему на его лице блуждала тень презрения. Диму это задело.

- По-моему, каскадер - такая же профессия, как и другие. - сказал он - Я отличия не вижу. Нет, ну, конечно, в нашем турагентстве несколько другие нагрузки, но представь, каково высиживать там весь день, улыбаться всем пришедшим. И милым девушкам из семей миллионеров, избалованным вниманием и деньгами, и самим миллионерам, этим тупым, лоснящимся...

- Что ты мелешь? - перебила его Лида. - Какие миллионеры? В наше агентство ходят люди со средним заработком. Какой миллионер к нам придет? Разве что полоумный или очень скупой.

Каховцев кивнул:

- Я смотрю, вы заметили, что между миллионерами и простыми смертными нет никакой разницы. Они одинаково тупы и одинаково лоснятся. Но я вам еще кое-что скажу: в вашем турагентстве вы, как воплощение их надежд. Они к вам приходят, а вы им с умным видом советуете им, куда лучше поехать, в Египет или в Турцию, хотя сами там никогда не были, а эти морды пялятся на вас, как на великих путешественников, и каждый в своем воображении рисует тебя, - Каховцев показал на Диму, - покоряющим Ниагарский водопад.

- Ты их совсем за дураков держишь, - сказал Дима, - конечно, они понимают, что все маршруты мы изучали по проспектам. Просто у нас было больше времени на их прочтение.

- Они это понимают, но верят в другое. Где-то в глубине их миллионерско-лакейской души теплится желание поговорить с человеком, который переплыл на плоту Атлантический океан.

- Туда приходят такие же люди, как и мы, - сказала Лида, - единственное отличие - у них отпуск сейчас, а у нас через пару месяцев.

- А и вы такие же. Вон, посмотрите, - Каховцев обвел рукой группу иностранных туристов, - Они приехали сюда за русской экзотикой. Им кажется, что им нравится домик Петра Первого, ни черта подобного.

Каховцев встал с лавки и оглушительно свистнул, несколько туристов обернулось. Медленно, с присущим только настоящим актерам чувством мизансцены, Каховцев поставил ногу на сиденье и так же плавно перенес вторую на спинку. Потом резким и грациозным движением, он встал на спинку обеими ногами, туристы начали толкать друг друга и шепотом переговариваться. Каховцев балансировал на спинке, пока все туристы не перевели свой взор на него. Как только это произошло, он оттолкнулся от спинки и, сделав сальто, приземлился на шпагат. Среди туристов пронесся вздох восхищения.

- Смотрите, - сказал он Лиде с Димой, и повторил свой трюк.

Защелкали фотоаппараты, кто-то аплодировал.

- Я могу сделать так, что они всю пленку на меня изведут.

- Не надо. - тихо сказала Лида. - Сядь! С тобой гулять стыдно.

- А я уверен, что и ты в душе изводишь на меня пленку. Через год ты не вспомнишь, как выглядит Коломенское, но сможешь во всех деталях описать мой прыжок.

- Ты слишком самоуверен и нагл!

- А ты - лицемерна и лжива.

- Ну хватит вам! - сказал Дима. - Старые друзья встретились. Мое почтение.

- Ты думаешь, что им нужна пища для воображения, в них говорит эстетическое чувство? - продолжал Каховцев, не обращая внимания на Димину реплику, - может, ты думаешь, в тебе есть эстетика? Брось! Я-то знаю тебя с детства. Твоей любимой книжкой были "Унесенные ветром", а любимым фильмом "Анжелика". Тебе плевать на прекрасное, ты ищешь острых ощущений.

- Тут ты не прав, - раздраженно сказал Дима, - если бы дело обстояло, как ты говоришь, то все бы брали билеты на Амазонку и в Центральную Африку. Тем не менее, все едут на тихие и мирные пляжи.

- А я и не утверждаю, что все хотят лично быть Анжеликой, им нравится на нее смотреть. Девушки тянуться к романтическим страданиям только в мечтах, но это их острые ощущения. И ты где-то в глубине души преклоняешься перед Брюсом Ли, ты чтишь Джеймса Бонда, хоть он и не существует в природе. В мыслях ты бываешь им. В реальности, конечно, ты бы отказался. Но в мыслях... И ты уважаешь тех, кто похож на героя.

- Откуда ты знаешь, кого он уважает?! - крикнула Лида, - какого черта ты говоришь за других?!

- Просто я насквозь вижу, этих "других".

- Но, как?! Откуда ты все про них знаешь?! Ты же в жизни ни за кого не переживал! Твоя каскадерская работа... Да ты и к ней относишься как к само собой разумеемущуюся... разуме-уму-щуся... - Лида махнула рукой.

- Вот, ведь и ты все про меня знаешь, - медленно произнес Каховцев.

Неожиданно Дима побледнел и, схватившись рукой за живот, согнулся под сорок пять градусов:

- Ребята, вы тут немного без меня поругайтесь, а я отойду. Пирожки, будь они неладны!

- Чтобы все про тебя знать, достаточно тебя послушать, - продолжала Лида, не замечая, что Дима ушел, - "вчера снимали эпизод с пожаром, одного из наших натурально задело балкой - не рассчитали. Его увезли в больницу, теперь ищут кого-нибудь, кто по комплекции к актеру подходит". И ни тени сожаления, тебе плевать, что человек покалечился.

- А сожалением ему не поможешь. Я мог бы бросить работу и весь день горевать. Ночью не спать и так далее. Только ему легче от этого бы не стало. Поэтому я спал спокойно.

- Правильно, чего волноваться, не тебя же задело.

- В том-то и дело, что не меня. Я уже давно не испытываю любви к чужим страданиям.

- Его только садисты испытывают...

- Нет. Ты сожалеешь и переживаешь за человека, потому что тебе нравится за него переживать. Если его страдание тебя не прельщает, ты и слезинки над ним не проронишь.

- Ну-у-у, фрейдизм пошел...

Каховцев усмехнулся.

- И этот "фрейдизм" ты в себе никогда не изживешь. Тебе все равно будут нравиться те, кто рискует. Кстати, как бы ты назвала полушария человеческого мозга?

Лида опешила:

- Левое и правое. А как еще?

- Где-то там есть виртуальное Северное полушарие. Оно заставляет людей любить отважных полярников. Причем не тех ученых, которые прилетают туда на вертолете, живут в отапливаемых домах и занимаются наукой, а тех, которые, завернувшись в шубу, три месяца добираются туда пешком. Они немытые, обросшие и усталые приезжают обратно в свой уютный город, и все, кто о них узнает, говорят: "да, это - настоящие люди". А почему? Потому, что им нравится, когда кто-то рискует. Им нравится угроза для жизни. Для чужой жизни.

- А сами-то полярники чьим риском восхищаются?

- Своим. Но таких, как они, немного.

- Вся эта твоя теория - абсолютное го... абсолютная ерунда. То же мне, знаток человеческой психологии.

- Ты так говоришь, потому что испугалась. Ты думала, эта часть твоей души надежно ото всех спрятана, и никто о ней даже не догадывается.

- Да, пошел ты!

- Помнишь, мы ехали на велосипеде, у меня сломалась спица, и я перелетел через руль. Между прочим, я разбил тогда обе коленки. Знаешь, почему ты тогда меня не пожалела? Потому что тебя не восхищали мои страдания. В них не было риска и героизма; ты это точно знала, потому что сама неоднократно падала с велосипеда...

Лида демонстративно поджала губы.

- В нашей стране, - продолжал Каховцев, - ежедневно несколько тысяч человек умирают от голода. А показывают десяток солдат, пострадавших на войне, и до сих пор вспоминают троих, попавших под танк в девяносто первом. Правда, еще всем очень жаль принцессу Диану, она тоже красиво погибла. Потому что она - принцесса и была с арабом. А в вечернем выпуске хроники происшествий сухо скажут о пятерых разбившихся в автокатастрофе и покажут их искореженные трупы. Несколько миллилитров острых ощущений это зрителям даст, но больше из этого не выжмешь.

Лида молчала.

- Я понимаю, эти примеры тебя не трогают, поскольку ты отделяешь себя от обычных зрителей. Тебе кажется, что ты особенная. Но скажи мне, особенная, почему же ты не пошла со своим молодым человеком, которому стало плохо, а сидишь здесь со мной?

- Заткнись! - заорала Лида. - Это не твое дело. Но если хочешь знать, я думаю, он без меня там справится.

- Потому что ты знаешь, что от расстройства желудка не умирают. А может, у него аппендицит, может, он отравился, может, он там валяется в кустах, не в силах пошевелиться? Почему ты не с ним? Хочешь, я скажу тебе почему? Потому, что ты втайне восхищаешься мной. И по сравнению со мной твой молодой человек бледнеет в твоих глазах.

- Ну, и зараза ты!

- Угадал?

- Ты?! Угадал?! Да, знаешь ли ты, Каховцев, что я не пожалела тебя, когда ты упал с велосипеда, потому что мне на тебя плевать. Плевать на тебя бездушного, примитивного и механического.

- Про примитивного только не надо. Ладно? Знаешь, какое образование я получил?

Лида замялась. Она никак не могла вспомнить, где Каховцев учился. От него она слышала только бесконечные разглагольствования ни о чем и рассказы про каскадерский клуб.

- В актерском училище?... - сказала она наугад.

- Я окончил Философский факультет МГУ. Возможно, я единственный каскадер с образованием философа.

- Мне плевать, - опомнилась Лида, - будь ты единственным космонавтом с образованием экономиста! Все эти твои теории и страдания - одно сплошное позерство. Если бы ты умер, я бы даже не заметила.

- Да? - спросил Каховцев, - И тебе плевать на восемь лет нашего знакомства?

- Плевать.

- И ты не любишь "рисковых парней", а любишь простых служащих турагентства?

- Именно так.

- Кто из нас больший позер, интересно?

Лида не ответила. Каховцев подождал немного и сказал:

- Вот и Игнатьев не смог ответить.

Лида задрожала от нехорошего предчувствия:

- Ты рассказал Игнатьеву всю эту дрянь про северное полушарие?!

- Рассказал. Он должен был отдавать себе отчет, на кого он работает.

- И это ЕГО зацепило балкой?!

- Его.

- Мне уже не плевать умрешь ты или не умрешь! Я бы сама тебя убила!

- Меня можно убить. Но человеческую натуру это не изменит.

- Это в твоей голове северное полушарие!

- Ошибаешься, в моей его как раз нет. Я покорил свой северный полюс.

- И поселился в нем, - сказала Лида, - видеть тебя не могу.

Каховцев пожал плечами и пошел по направлению к откосу, прекрасно понимая, что Лида следит за каждым его шагом. Чтобы ее подзадорить он обернулся. Лида поспешно отвела взгляд и достала из сумки косметичку. Каховцев сел на бревно на самом краю откоса и снова посмотрел на Лиду, в этот раз незаметно. Лида подкрашивала ресницы, бросая короткие, но все равно заметные Каховцеву взгляды поверх зеркальца. Улучив момент, Каховцев выбил из-под бревна подпорки.

Лида очередной раз обмакнула щеточку в тушь, продолжая украдкой следить за Каховцевым. Он сидел спиной к ней на бревне и о чем-то думал. Через некоторое время он потянулся и полез в карман брюк за сигаретам. Для этого Каховцеву пришлось привстать. Бревно, уже не поддерживаемое его весом, соскочило со своего места и сбило его с ног. Лида от ужаса уронила щеточку себе на платье. Ужас был настолько силен, что она сама не заметила, как преодолела двадцать метров, отделявшие ее от края холма. Каховцев катился вниз, будто соревнуясь с бревном; бревно все время было где-то рядом, оно то отставало, то догоняло Каховцева, било его по ногам и по голове, Каховцев уже не подавал признаков жизни. Лида закричала, но не сдвинулась с места. И только, когда падение прекратилось, она, справившись с оцепенением, побежала вниз.

Вокруг Каховцева уже собралась небольшая толпа. Отдыхающие интересовались судьбой сорвавшегося с холма человека. В воздухе стоял ровный гул разговоров. Какой-то человек припал к груди Каховцева, проверяя, бьется ли сердце. Лида подошла поближе. Голова Каховцева была залита кровью, глаза закрыты, мышцы на лице расслаблены. "Умер", - пронеслось в голове у Лиды, и она заплакала. Сзади к ней подошел Дима.

- Что случилось? - спросил он.

- Каховцев разбился, - прошептала Лида.

- Не может быть! Но как?

- Уйди пожалуйста, не спрашивай. - Лида подавилась рыданиями.

В этот момент человек, слушавший сердце Каховцева встал и развел руками:

- Сердце бьется. Даже чуть быстрее, чем надо.

Каховцев открыл глаза, Лида вздрогнула. Медленно и по обыкновению грациозно Каховцев встал и показал зажатую в его руке баночку.

- Акварель, - пояснил он, - томатный сок не люблю - он липкий.

- Что?! - Лида не могла поверить случившемуся.

- А ты ведь уже согласилась с тем, что я умер? - спросил Каховцев. - Правда? Такой хороший и романтичный финал.

Лида перевела взгляд на платье и поскребла ногтем пятно от туши.

- Дурак ты, Каховцев, - процедила она сквозь зубы.

Каховцев сделал шаг назад и поклонился.
 
 
 
 

Кравецкий.
30. 04. 00
 
 

К списку произведений