ЗЛО

Зло живет среди нас. Зло живет внутри нас. Зло неуязвимо. Зло неистребимо. Зло бессмертно. Зло правит нами, нацепив маску заботы и любви. Зло любит нас. Мы любим зло. Мы ловим каждый его взгляд, запоминаем каждое его слово. Мы благоговеем в его присутствии, засыпаем, думая о нем. Зло - это мы. Зло - это ты.

Я смотрю на тебя через перекрестие оптического прицела. Ты выходишь из служебной машины, кто-то услужливо отворяет дверцу, ты выходишь - высокий, статный, красивый, уверенный в себе. Ослепительно белая, как твои помыслы, рубашка, строгий костюм, безупречный галстук цветов национального флага, вздернутые вверх брови, властный взгляд твоих больших, открытых глаз, зачесанные назад смоляные волосы, подернутые серебристой сединой, высокий лоб, скрывающий увесистый мозг, занятый одной мыслью - думой о народе.

Ты улыбаешься. Твоя улыбка дарит счастье, в тебя влюблены все девчонки из кулинарного техникума напротив. Забросив учебные занятия, они прилипли к стеклам своих окон, и вместе с пожилой учительницей пожирают тебя глазами. Ты улыбаешься, жмешь крепкие чиновничьи руки. Обманув постового милиционера, к тебе бежит плохо одетая женщина средних лет. У нее сын - инвалид, муж давно бросил, и она уже отчаялась получить квартиру. Она плачет, умоляет, сует тебе в руки какие-то бумаги. На твоем лице выражение крайней озабоченности, ты хмуришься, киваешь головой. Ты понимаешь, ты поможешь. Ты поднимаешь вверх руку, делаешь знак - появляются нужные тебе начальники, тоже трясут головами, тоже понимают... Женщину бережно, но настойчиво уводят в сторону, и ты продолжаешь шествовать к Красному дому, в котором сидит вся местная власть. Твоя власть.

Я осторожно одергиваю занавеску и отхожу от окна. Непослушными пальцами заматываю оптический прицел в тряпицу, запираю в выдвижной ящик письменного стола. Поправляю перед зеркалом узел на галстуке и выхожу в коридор - встречать тебя. Так у нас заведено: ты идешь по коридору и пожимаеншь руки служащим, которые стоят возле своих кабинетов. "Здравствуйте!.. Здравствуйте!.." От твоей огромной фигуры в коридоре темно. Ты подходишь ко мне, протягиваешь свою сильную, надежную руку, я вкладываю в нее ладонь, слабо пожимаю. "Ну что, Саша, как твои дела?" - заботливо интересуешься ты. "Как будто лучше... Уже лучше". Ты смотришь мне прямо в глаза, заглядываешь в душу, хочешь понять. "Может стоит все же поехать в столицу, показаться специалистам? Я позвоню, договорюсь..." "Спасибо, Сергей Петрович, - меня тронуло твое участие, я чуть не плачу. - Спасибо. Не беспокойтесь - все и так пройдет". Ты вздыхаешь, дружески хлопаешь меня по плечу: "Держись!", идешь дальше. Твой кабинет рядом с моим. Я слышу за спиной щебетание молоденькой смазливой секретарши, докладывающей тебе последние телефонные новости. Мягко закрывается обитая натуральной кожей двустворчатая дверь с величавой табличкой. В коридоре становится тихо. Мы расходимся по кабинетам.

Мой кабинет называется просто - "Отдел статистики". Два импортных компьютера, кипы бумаг на столах, в шкафу и на подоконнике. Мой начальник,- Аркадий Свинцов,- молодой и перспективный в нашем районе, у него два высших образования - техническое и юридическое. Сейчас это модно - быть юристом. В статистике он не разбирается, к электронно-вычислительным машинам подходить боится, он здесь - временно. "Мой аэродром подскока",- говорит он. Собирается высоко летать. А пока пьет чай с женщинами из биржи труда. Так что я сам себе хозяин.

Закрываю дверь на замок, предварительно повесив табличку: "Не мешать!", снимаю пиджак, достаю из кейса отвертку и подхожу к стене. За стеной - твой кабинет. В метре от пола - электророзетка. Я вынимаю вилку питания компьютера, выкручиваю винт крепления пластмассовой крышки. Это трудно: руки как деревянные, отвертка несколько раз падает на пол, я покрываюсь потом, вставляя лезвие обратно в прорезь винта. Наконец винт вываливается, следом за ним на пол падает крышка. Я осматриваю розетку. Так и есть - отверстие в стене сквозное, с другой стороны розетка, выходящая в твой кабинет, где-то за твоей спиной. Очень удачно. Я опять беру в руки отвертку, отсоединяю провода от контактных гнезд. Просто мучение - пальцы не гнутся, руки не слушаются. Я пробую держать отвертку двумя руками - дело идет быстрей. Отсоединив сетевой провод, обматываю концы изолентой, вместо него подключаю к клеммам розетки маленький микрофон, направляю его в сторону твоего кабинета. Теперь ставлю на место крышку и привинчиваю ее. Порядок. Эта розетка внешне ни чем не отличается от других. Я достаю из кейса старый магнитофон, вставляю вилку в розетку с микрофоном. Магнитофон работает от батареек, ошнур питания подключен к микрофоннному усилителю. Сейчас я тебя услышу...

"...Всеволод Александрович, я вас прекрасно понимаю! Но ведь время такое - надо друг другу помогать! Друзьям надо помогать!.. Это я обещаю... Можете рассчитывать... Ну, случайность ведь, случайность - с кем не бывает... Вот и я говорю: надо еще разобраться как следует, кто виноват!.. Парень неплохой... Клементия Петровича сын... Да. Конечно... Обязательно. Обязательно! Я же пообещал... Ну, будем надеяться... Всего хорошего!.."

Ты делаешь обязательные звонки. Гришка Бондарь - сын Клементия Петровича Бондарь, директора фирмы "Стройматериалы" - в областном центре покалечил пешехода, и ты звонишь в область. Гришка - хороший парень. Просто любит дорогие и скоростные машины...

"...Алло, Марья Ивановна? Далеко Николай Иваныч? - тебя интересует директор маслосырзавода. - Николай Иваныч?.. Приветствую! Как там наше ничего?.. Купил-таки?!.. А ты глянь! Ну и как бегает?.. Да, "мерс" - фирма суръезная... А как у нас с праздничком дела обстоят?.. Дадим из внебюджетного фонда. Да... А как же! Кто хорошо работает - тот хорошо отдыхает!.. До свидания!.."

Я слушаю тебя, твой хорошо поставленный голос - он как выражение лица артиста, отрепетированное перед зеркалом. В этом голосе все - и гнев, и сострадание, и холодное официальное "нет", - все до мелочей отработано, все имеет свои границы и всегда к месту.

"...Семенов! К вечеру, к семнадцати часам порыв должен быть устранен! Я не хочу, чтобы люди думали про администрацию района плохо... Меня это не интересует! Справитесь! Все!.."

"...Дорогая, мама во сколько уезжает?.. Я подошлю машину... Ну конечно, солнышко, конечно... Купим, если ты так хочешь... Целую..."

Твой голос как маска. Он помогает тебе управлять людьми, добиваться своего. В этом голосе с каждым годом все тверже звучат властные нотки, все чаще - официальный тон. А ведь было время, когда твой голос был голосом плаксивого мальчишки, не способного скрыть свой страх перед сверстниками, деспотичными родителями, учителями... Мы тогда учились в одной школе, я был даже твоим покровителем, ангелом-хранителем во время жестоких перемен. Ты же был гадким утенком - маленький, щупленький, безвольный. Пашка Дрозд - главный хулиган младших классов - казался тебе страшней ископаемых ящеров, приходивших в детские сны с учебных плакатов, страшнее самого скелета, живущего в полумраке кабинета биологии. Пашка первым плюнул в тебя, подложил тебе первую кнопку. Помнишь, в первый же твой день в нашей школе он двинул тебе кулаком в нос, и пошла кровь, и ты заплакал, и эти слезы, сопли, кровь - все сразу - ты вызывал только чувство брезгливости, но не жалости и сострадания. Не знаю, почему вдруг я вступился за тебя... Я тоже получил по носу от Пашки, и мы с ним стали заклятыми врагами. И чем больше я заступался за тебя, тем дальше ты от меня уходил - к Пашке. Позже,- в классе десятом,- ты уже полностью был при Пашке, стал его правой рукой, его основной "шестеркой". Ты уже не плакал, ты здорово выучился льстить, угадывать каждое желание своего патрона. Ты стал его тенью...

После школы - армия. Мы служили в разных концах Союза, я знаю - ты стал ефрейтором, потом - сержантом, ты вошел во вкус командовать людьми, тебе понравилось...

Мы поступили в один институт. Я мечтал стать радиофизиком, ты хотел получить высшее образование. Ты пришел ко мне и попросил помочь подготовиться к вступительным экзаменам. "А в какой институт ты собираешься поступать?" - спросил я. "А ты в какой?.. Ну и я туда же".

...Училось тебе легко. Ты все правильно понял - сразу пошел по общественно-политической линии, вступил в партию, стал работать в горкоме комсомола. Таким людям плохих отметок не ставят. ...Помнишь ли ту девчонку - рыжую, смешную со второго факультета? Ты жил с ней полгода, когда она забеременела - отрекся. Она ходила за тобой по пятам - маленькая, худенькая, с огромным животом. Ходила, пока ее не выгнали за аморалку...

Я вынимаю вилку из розетки, выключаю магнитофон, прячу его в шкаф. Сажусь перед экраном монитора, нажимаю белые выпуклые клавиши. Цифры, цифры, цифры... Статистические сводки из хозяйств, данные различных служб... "Понимаешь, Александер, - сказал ты мне, когда я сюда пришел работать. - Статистика - вещь тонкая, элемент политики. Статистический отчет - лицо нашего района. И это лицо должно быть полное и румяное. Понимаешь?.. Это - патриотизм. Два пишем, один в уме..." И я пишу... Вместо "двести тонн" - двести одиннадцать, вместо перерасхода - баланс. Я делаю все так, как ты хочешь.

...Окончив институт, я занялся наукой. Ты же, дипломированный инженер-радиофизик, романтике математических формул предпочел партийный труд и получил место в горкоме комсомола нашего района. У каждого из нас была своя дорога в жизни, и странно, что эти пути пересеклись.

Когда случился путч и развалилась империя, ты вдруг оказался не у дел, стал безработным. Но ненадолго. Ты быстро перекрасился. Из ретроградов тебя перевели в реформаторы и даже повысили в должности. Время было смутное, непонятное, удивительное. Время перемен. Все валилось из рук, все ценности обращались в прах - деньги, связи, авторитеты, мировые идеи, сама нравственность - все летело к чертям. Никто ничему не удивлялся, поэтому никто и не удивился, когда ты вдруг стал вынужденным перселенцем-чернобыльцем и взял льготный кредит на постройку дома. Ты всегда рассуждал здраво: пусть мир летит в тартарары, пусть все ждут второго пришествия Христа и конца света, но жить-то надо! Надо иметь крышу над головой... Крыша получилась замечательная - из красной черепицы, под ней два этажа, восемь комнат, подземный гараж, баня и своя котельная...

Запросив районный банк данных, я читаю с монитора твое личное дело: "Самохфалов Сергей Петрович, 1961 года рождения... Образование высшее... Женат. Жена - Самхвалова /Звонарева/ Алиса Михайловна, 1959 года рождения, заведующая столовой райпотребсоюза... Дочь - Самохвалова Светлана Сергеевна, 1988 года рождения... Домашний адрес: ул. Ленина, дом 2, кв. 6..." По этому адресу проживает твоя теща, а там, где раньше был ее дом, высится теперь твой дворец. Тесть помер три года назад, крепкий был мужчина и не старый, но пристрастие к горячительным напиткам его погубило. А женился ты удачно - на дочери первого секретаря райкома партии. Теперь ты сам - первый.

Стук в дверь. Я нажимаю на кнопку "Сброс" и иду открывать. Ты.

- Работаешь? - ты давишь на меня своей дружеской улыбкой. У тебя прекрасные зубы. - Можно войти?

- Да-да,- я широко распахиваю перед тобой дверь,- входи.

Когда мы одни, я говорю тебе "ты". Ты так хочешь.

- Меня беспокоит твое здоровье,- сдвинув папки в сторону, ты садишься по-школьному на стол, закуриваешь. - Угощайся.

Я беру сигарету из твоей пачки, прикуриваю от твоей зажигалки.

- Послушай, Александер, послушай моего доброго совета: езжай куда-нибудь, подлечись, отдохни... Ведь это такое горе... - ты трешь, глаза руками, тяжело вздыхаешь. - Я ведь понимаю.

- Спасибо тебе за заботу,- я отхожу к окну, пристально рассматриваю что-то невидящим взглядом.

- Хочешь, дам тебе льготную путевку в хороший санаторий? - ты пытаешься поймать мой взгляд.

- Нет, спасибо,- я улыбаюсь тебе. - Мне как-то лучше здесь, среди людей...

- Ну, смотри,- ты спрыгиваешь со стола, тушишь окурок в пепельнице. - Надумаешь - подходи. Всегда буду рад.

"Всегда буду рад". Ты будешь рад избавиться от меня.

...Я вернулся в этот город, когда ты уже стал хозяином. Так уж вышло, что в тот же день осудили Пашку Дрозда. Хулиганство, драка. Срок дали по максимуму - ты мстил своему прошлому и убирал свидетелей. Я приехал с женой и годовалым Ванюшей. Приехал, оставшись без работы в большом городе - кому сейчас нужны радиофизики? Жили сначала у моих родителей, но через месяц пришлось искать другую жилплощадь - мать невзлюбила невестку, Лена ей платила тем же.

...Работал в колхозе - шла уборка урожая и возле Красного дома набирали бригады городских. За работу платили натурой. Деньги в дом приносила Лена - ей удалось устроиться секретарем-машинисткой к твоему заму, потом ты ее сделал своей секретаршей. Тебя поразила ее красота. Дочь русского и монголки, она резко выделялась из толпы своими роскошными черными волосами, тонкими длинными бровями, смуглой, словно загорелой кожей... Я женился на ней, потому что она была так ярко красива, а она пошла за меня потому, что я писал диссертацию о далеких звездах.

Час дня. Я выключаю оборудование, оптический прицел прячу запазуху и спускаюсь вниз по широкой лестнице твоего Красного дома. Живу я недалеко - тихая деревенская улица в центре города, там у меня комната с верандой и летней кухней. Тетя Нина - замученная тяжелой работой и уставшая от самой жизни женщина, сидит во дворе на старой, как она сама, лавочке. Она может сидеть так час, два, целый день. И непонятно - дышит она, или уже нет...

Я бросаю на сковородку сало, разбиваю три яйца, через пять минут сажусь обедать. Пока готовится нехитрый обед, успеваю переодеться в рабочий комбинезон. Съев яичницу и запив ее молоком, принимаюсь за работу. Из-под кровати достаю арбалет - я его начал мастерить еще в школе, не помню уже зачем, и вот теперь валявшаяся у отца в гараже заготовка пригодилась. Надо только отладить спусковой механизм, сделать стрелу и установить оптический прицел, купленый мною на базаре у отставного артиллериста.

Спусковой механизм работает ненадежно: стрела сходит с опозданием, или вообще самопроизвольно, когда ей вздумается. Если бы частичный паралич рук, я бы давно сделал все как надо. Я тороплюсь, у меня мало времени.

...Когда ты предложил мне работу в отделе статистики, я почувствовал, что заново обретаю надежду - теперь я смогу сам кормить свою семью, а в свободное от работы время буду заканчивать диссертацию. Не нравилось мне только то, что приходилось делать приписки и подправ-

лять показатели, но потом я привык. Самое страшным оказалось то, во что я сначала отказывался верить, догадка, которую сначала гнал от себя, но которая все настойчивее переходила в уверенность - моя жена мне изменяет. С тобой. Я однажды прямо спросил об этом Лену. Она рассмеялась мне в лицо.

- Тебе следовало раньше догадаться! А еще радиофизик!..

- Лена!.. Ты!..

- Ну, я! Я!.. А ты думал, тебя так просто на работу взяли? За красивые глазки?.. За мои красивые глазки!

Я просто не знал, что делать. Я не ревновал, я ее не любил. Не любил никогда. Но чтобы вот так, так просто... Я чувствовал себя униженным. Но потом - ничего, привык... Привык.

Зло меня купило. "Ну-с, Александер,- сказал ты как-то с умешкой, - настала пора улучшить твои жилищные условия. Скоро получишь квартиру". И я понял - уже уплачно по счету...

И только вечером, поздним вечером, когда кругом совсем тихо, выйдешь покурить во двор, а над тобой небо - огромное-преогромное, и мириады звезд, и одинокая тоскливая луна... и вдруг почему-то больно кольнет где-то внутри, и вот тогда понимаешь, кто ты есть на самом деле...

Я упрямый. Спусковой механизм работает как надо. Прикручиваю оптический прицел, из толстой стальной проволоки делаю стрелу, вкладываю ее в желобок. Пробую. Действует. Убираю арабалет под кровать, переодеваюсь и иду на работу. Мимо проносится твоя новенькая "вольво". Ты питаешь слабость к машинам этой марки. Тебе нравится водить машину, и ты делаешь это хорошо. На трезвую голову...

...Ты приехал неожиданно, в воскресенье. Сам приехал. Сам вышел из машины, сам открыл скрипучую дверь калитки, сам вошел в дом, поразив всех соседей в округе. "Хочу похитить у тебя жену, Саш, - улыбаясь, как всегда, сказал ты. - Надо срочно ехать в командировку... Важное дело! - ты поднял вверх указательный палец. - Ну, само собой, - командировочные, внеурочные..." Из комнаты вышла Лена, и ты сказал ей просто: "Собирайся". На следующий день мне сказали: ночью твоя машина вылетела с дороги, перевернулась. Лена погибла. Позже я узнал и другое: не было никакой командировки, просто тебе захотелось развлечься, просто стало скучно... Следствие установило - лопнуло колесо, водитель не виноват.

Я знаю - ты был пьян...

Ванюша плакал на похоронах. Плакал беззвучно, иногда завывая по-собачьи. "Не хочу, чтобы маму закапывали! Не хочу! Не хочу..."

Я вхожу в Красный дом. Вахтер дядя Коля - бывший майор - приветливо кивает головой. Он кивает всем, кто работает здесь. Он бы кланялся, но у нас не принято...

Кабинет открыт. За столом сидит начальник. Аркадий по-американски закинул ноги на стол, в одной руке у него журнал "Пентхауз", в другой он держит яблоко. Он кусает яблоко и шумно ест.

- Привет работникам умственного труда! - Аркадий протягивает мне руку, не вставая с места. - Как там наше ничего? Как движется квартальный отчет? Все о"кей?

- О"кей,- я пожимаю его влажную ладонь, сажусь в другое кресло, закуриваю.

- А я, знаешь, утром в отдел по трудоустройству заскакивал. Там новенькая... Бабонька, я тебе скажу,- обалдеть! Внучка Еремеева, между прочим... Она, конечно, из приличной семьи и все такое, но, по-моему,- не прочь! - Аркадий сладострастно улыбается. - Познакомить?

Я отрицательно мотаю головой.

- Не хочешь?.. А-а-а! - Я и забыл, что тебе еще нельзя...- Аркадий хлопает ладонью по столу. - Жаль!.. Ну, работай, не буду тебе мешать.

Свинцов уходит. Я закрываю за ним дверь, достаю свой магнитофон, вставляю вилку в розетку.

"...Анюта, ягодка, свари мне кофе, будь так добра,- твой голос, измененный микрофоном, звучит почти по-женски тонко, но его невозможно не узнать. - И еще,- сделай чаю, - придет Трофимов, а он любит чай... - мелодично отзывается телефонный аппарат - ты набираешь номер: - Алло... Это ты, Свидерчук?.. Самохвалов на проводе. Ну, что, сделал?.. Почему нет? Я ведь поставил задачу! Тебе выписали двести сорок метров труб на ремонт восьмого садика? Получил?.. Сколько?.. Почему только сто пятьдесят?.. Кто сказал?.. Я с этого Петрова семь шкур сниму! Я же сказал!.. Короче, слушай меня: если до завтрашнего вечера ты не подведешь мне газ - пеняй на себя! И Петрову передай!.. Какое мне дело до ваших проблем? Я баню запустить не могу, помыться по-человечески не могу! Что вы там себе думаете?! Все! Отбой!.."

- Сергей Петрович, к вам Трофимов.

- Проси.

- А! Феликсович!.. Заходи, садись. Как обстоят дела на невидимом фронте?

- Здравствуй, Сергей Петрович! Спасибо, ничего.

- Все-то у тебя ничего... Сюда поставь, Анюта,- слышно как стучат стаканы в подстаканниках. - Уж пора тебе, Феликсович, подполковника получать. Неужто в нашем богатом на хороших людей районе все шпионы перевелись, диссидентов не осталось?

- Да где там... Тихо, как в гробу... Только и работы, что циркуляры из столицы просматривать... Вот помню я, Сергей Петрович, в Ливии...

- Погодь... Посоветоваться с тобой хочу. Как у нас нынче с принудительным лечением?

- Ты это о чем, Сергей Петрович?

- Кислякова бы подлечить... Друг мой. Детства. Ну, у которого жена еще погибла тогда...

- А-а-а! А что, есть основания?

- Есть. Переживает он сильно. Вот и паралич у него на этой почве - руки того... не совсем. До умопомешательства пока не дошло, но боюсь я, как бы он себя жизни не лишил. Или еще что не сотворил... Друг он мне, вот какая проблема. Друг детства.

- Друг - это хорошо. Только ведь тут врач требуется, Сергей Петрович.

- А ты чем не врач? Образование-то медицинское имеешь. Дело деликатное, Константин Феликсович. Психологическая драма... Врач санкции может и не дать, может и не разобраться. Но я-то - вижу! Парня спасать надо! Отдых ему требуется, уединение...

- Понятно... Есть у нас тут одно закрытое учреждение для своих. Пансионат в Зеленом бору... Только трудно это будет...

- Все что в моих силах, Феликсович! Ведь друг он мне...

- Тогда другое дело, Сергей Петрович! Что мы, не понимаем?... Когда прикажете приступать?

- Так... Завтра у нас праздник... Вот сразу и послезавтра. Места там красивые? В Зеленом бору?

- Природа! Озеро старинное, судачки...

- Озеро, говоришь... Как бы не потонул... Ну, да что ж... За всем не уследишь, так?.. На все воля божья...

- Да... Всякое случается... Может и того,- в озеро... Вот, я помню в Ливии...

Поболтав еще немного и выпив свой чай, Трофимов уходит. Я выключаю магнитофон, разбираю розетку и достаю микрофон, прикручиваю на место провода электросети. Магнитофон и микрофон кладу в кейс. Мне это уже не понадобится. Времени остается совсем мало.

Конец рабочего дня. Я закрываю кабинет и иду в детский садик за Ванюшей. За зданием детского садика мусорные баки. Я разбиваю о камень магнитофон, бросаю его в мусорный бак, в другой бак бросаю микрофон.

Ваня сидит на полу в группе. Увидев меня, он улыбается, подходит и обнимает мою ногу. Молчит.

Мы идем домой. К бабушке. Идем и молчим. Ваня крепко держит меня за руку.

Бабушка открывает дверь. "Здравствуй, Ванюша!" - говорит она и ласково обнимает внука. Ваня молчит, отстраняется, молча разувается. "Будешь есть?" - мать спрашивает меня. "Нет". "Шел бы ты к нам жить, все веселей..." Я прощаюсь и ухожу. Ваня смотрит мне вслед.

Дома я переодеваюсь в спортивный костюм, достаю из-под кровати арбалет, разбираю его и кладу в сумку. Из сарая вывожу велосипед и уезжаю за город. В сосновом лесу я собираю свое оружие, вешаю на дерево мишень - плакат с нарисованными на обратной стороне концентрическими кругами, отхожу на сто шагов и начинаю пристрелку. Первый выстрел "в молоко" - стрела застревает в дереве выше мишени. Я достаю стрелу, ослабляю зажимной винт, слегка доворачиваю прицел; одеваю перчатки чтобы не порезать руки, натягиваю тетеву, вкладываю в желобок стрелу. Второй выстрел - точно в цель. Делаю третий, контрольный, - опять "в яблочко". Разбираю арбалет, кладу его в сумку, туда же - стрелу. Снимаю мишень и сжигаю ее.

Еще слишком светло, слишком рано. Я сажусь на траву и закуриваю. В траве у моих ног робко заводит свою песню кузнечик. Присмотревшись, я замечаю его - маленький, зеленый, он повис на тоненькой травинке. Мимо него пролетела красивая бабочка, соблазняя своими расписными крыльями, внизу, под травинкой, суетливо бегают муравьи... Тут целый мир. Кто-то набивает желудок сочной травой, кого-то рвут зубами на части; кузнечик себе стрекочет, бабочка летает, муравьи тащат толстую тлю... С высоты птичьего полета и я - как муравей... А вон лайнер летит, оставляя в небе белый инверсный след - кто из пассажиров знает, что я здесь?.. А там, на расстоянии сотен световых лет, кто может заметить Землю?.. Меня?.. Кому и что я хочу доказать?..

Накурившись до боли в висках, я встаю и закидываю сумку на плечо. Темнеет. Пора крутить педали.

Твой дом на самом краю города. К нему ведет прекрасная асфальтированная дорога, но сегодня она не для меня, я еду со стороны леса, через кукурузное поле и заброшенный сад. В саду я слезаю с велосипеда, оставляю его в зарослях боярышника. Отсюда уже виден высокий дощатый забор. Оглядываюсь. Никого. Тихо ступая, чтобы не учуяли собаки, иду в сторону забора. Вот и помеченная мною груша. Дерево одичало, груши маленькие и кислые, но сверху открывается прекрасный обзор. Весь внутренний дворик твоего дома как на ладони: заднее крыльцо с двумя нелепыми бетонными урнами, в котороых растут гладиолусы, рядом - огромный фикус в бочке, его вынесли на лето из дома. Весь дворик выложен стандартными плиточными блоками, из таких блоков в нашем городе устраиваются тротуары. Посередине - небольшой бассейн, такой же, я знаю, внутри самого дома, возле бассейна два шезлонга и столик с фруктами. На столике в пепельнице дымится сигарета. Ты дома.

Я слезаю вниз, достаю из сумки арбалет, собираю его, натягиваю тетеву. Привязываю к арбалету веревку, вешаю его за спину и, взяв в зубы стрелу, лезу обратно наверх. Дворик по-прежнему пуст, сигарета в пепельнице уже потухла. Я устраиваюсь поудобнее, закуриваю в кулак, жду.

Проходит минута, и ты появляешься - в цветастом халате, с банкой пива в руках. Я тушу сигарету, кладу ее в карман. Достаю из другого кармана флакон со спиртом, смачиваю спиртом платок и тщательно протираю стрелу, держу ее платком, вкладываю в желобок арбалета, зажимаю. Прикладываю арбалет к плечу, прицеливаюсь...

Мне надо тебя убить. Я сделаю это, потому что ты - зло. Я ловлю тебя в перекрестие прицела - твое довольное располневшее лицо, твою волосатую грудь...

-...Папочка, можно мне еще немножко посмотреть телевизор? - твоя дочь выходит на крыльцо. Я снимаю палец со спускового крючка.

- Нет, Светик, уже поздно. Пора спать,- ты глотаешь пиво и прикладываешься к сигарете.

- Ну, папочка, ну родненький, ну можно? - девочка подходит, садится тебе на колени. - Мне ведь завтра не надо идти в школу...

- Нет, милая, нет. Уже поздно, детские передачи кончились - Я не ребенок. Мне уже девять лет...- Света обнимает тебя за шею, проводит пальчиком по плечу. - Хочешь, я тебе массаж сделаю?

- Ох, и шельма! - ты смеешься. - Знаешь, с какого боку к отцу подойти... Ладно, уж... Только, чур - деньги вперед! - ты снимаешь девочку с колен, сбрасываешь с себя халат, обнажив белые дряблые ягодицы, и ложишься животом на бетонные блоки. - Делай!

Девочка садится рядом на корточки, своими маленькими руками мнет твою широкую спину. Я жду.

- Сильнее! Сильнее! - требуешь ты. - Иначе я аннулирую наш договор!

Света старается, но детские руки быстро устают.

- Все, папа, я больше не могу...

- Что-то слабо сегодня... В следующий раз так не пойдет,- ты встаешь, накидываешь на плечи халат. - Ну, что глазеешь? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не глазела на голых! Что за манеры... Ступай. Скажешь маме, что я разрешил тебе еще часик посмотреть телевизор...

Девочка уходит. Я поднимаю арбалет. Ты подходишь к столику, берешь из вазы большую желтую грушу, откусываешь сразу половину, с косточками, сок тече по подбородку. Я поднимаю арбалет, прицеливаюсь. Уже можно... Нет, надо бить наверняка - в грудь или в спину... Бросив в рот вторую половину груши, ты резким движением плеч сбрасываешь халат и подходишь к краю бассейна, потягиваешься... Я отчетливо вижу родинку на твоей лопатке. Все! Нажимаю на спусковой крючок.

Непослушный палец на доли секунды задерживает команду мозга. Ты плашмя падаешь в голубую воду бассейна. Стрела пролетает мимо, чуть не оцарапав тебе плечо. Мимо! Ты выныриваешь - живой как прежде, фыркаешь и выгоняешь воду из ушей...

Я слезаю с дерева, разбираю арбалет, бросаю его в сумку. Это был мой первый и последний шанс... В голове пусто. Никаких мыслей. Хочется спать...

...Бывает так: когда еще не проснулся, на грани между сном и явью открываешь глаза, и - солнечный свет. И не понимаешь еще: где ты, что ты... Просто солнечный свет - мягкий, теплый... Но - вздрогнешь, опомнишься, вспомнишь... Мгновение радости бытия прошло. Начинается новый день.

Я встаю, одеваюсь, съедаю холодный завтрак - вчерашний ужин, иду за Ванюшей. Ваня стоит на улице вместе с бабушкой.

- Что-то ты сегодня припозднился,- укоризненно говорит мне мать. - Жил бы с нами, меньше было бы проблем, - и шепотом мне на ухо: - Он опять плакал во сне...

Я беру Ваню за руку, и мы идем в садик.

- Папа, а ты скоро умрешь? - вдруг спрашивает Ваня. Он смотрит мне прямо в глаза.

- Не заню...- я останавливаюсь, сажусь на корточки, взъерошиваю сыну волосы. - Хочешь, я тебе мороженое куплю?

- Магазин еще закрыт,- Ваня выскальзывает из моих рук. - После тебя умру я, да?

- Что за глупости! - кричу ему я. - Кто тебе это сказал?

- Мама умерла... Ты умрешь... Я не хочу оставаться один...- Ваня говорит тихо, еле слышно.

- Пошли, сынок,- я беру его за руку и отвожу в садик. На прощанье целую. Он вздрагивает.

- Так меня мама целовала...

Я иду на работу. Иду в твой Красный дом. Вахтер дядя Коля приветливо кивает головой. Поднимаюсь наверх, открываю свой кабинет, сажусь в кресло и закуриваю. Сижу и смотрю в одну точку. Руки сегодня вообще как не свои, пальцы не держат сигарету. Она падает на пол, и я лезу за ней под стол. Дверь распахивается, я вижу твои ноги в красивых туфлях.

- Александер, ты здесь?

- Здесь,- я вылезаю, больно стукнувшись головой о стол.

- Шишки набиваешь? - ты смеешься. - А я смотрю - тебя нет. Думаю, не случилось ли чего... Здоровье как?

- Нормально.

- Помни: если что надо - всегда помогу. Ты знаешь.

- Спасибо,- я благодарно киваю. Ты уже помог...

- Не забудь,- ты оборачиваешься в дверях,- сегодня у нас праздник. Для тебя явка обязательная!

- Я буду.

Ты уходишь. Я остаюсь один. Сижу и смотрю, как бабочка бьется о стекло. Ей кажется, что путь открыт - лети, но каждый раз невидимая преграда останавливает ее полет. Она кружит по комнате и снова рвется в окно - на свободу, и падает... Стекло прочное, бабочка слишком слаба, ей ни за что не вырваться из плена...

Полдень. Пора. Я с трудом отрываюсь от кресла. Ноги как ватные, голова будто налита свинцом. Бессилие. Бессилие что-либо изменить...

Одно я, пожалуй, еще могу: подхожу к окну и распахиваю его. Бабочка улетает прочь.

Завтра день города. Сегодня власть имущие горожане собираются отметить это событие, чтобы завтра быть на своем боевом посту - рядом с народом. Мероприяятие проводится на природе, в зоне отдыха фирмы "Стройматериалы" - бывшего завода железобетонных конструкций. Зона отдыха заводчан - это несколько строительных домиков в окружении сосен на берегу реки. Здесь уже все готово: в походных армейских кухнях варятся мясо и картошка, сколочен длинный стол, на котором девушки в передничках с эмблемами общепита заканчивают сервировку. Рядом предусмотрительно поставлена большая палатка - на случай непогоды. Пахнет шашлыком и пивом. Возле стола кучкуются мужчины в дорогих костюмах и женщины в красивых платьях. Отовсюду доносятся веселый смех и радостные восклицания.

Ждем тебя.

Но вот слышно шуршание шин по гравию, из-за поворота появляется твоя служебная "Волга". Машина останавливается, водитель выбегает и открывает перед тобой дверцу, вся наша начальственная рать устремляется тебе навстречу. Ты выходишь, помогаешь выйти своей жене. Твоя Алиса сверкает золотом, она высокомерно поглядывает на других дам.

- Вы что, еще не начали? - удивленно вопрошаешь ты свою дружину.

- Как можно?!.. Ждали вас, Сергей Петрович!.. Без вас и праздник - не праздник. Ждали!

- Спасибо! - ты улыбаешься. - А теперь давайте-ка к столу. Я проголодался. Подкрепимся, чем бог послал.

Все шумно идут к столу, занимают места согласно табелю о рангах и весу в обществе. Самое почетное место - твое. Ты шутливо отнекиваешься, садишься.

- Александер! - кричишь ты мне через весь стол. - Слушай - вот что: бери свой стул и дуй ко мне!.. А ты, Владимирович, подвинься, дай человеку сесть.

Я послушно выполняю твое указание. На меня смотрят с интересом и плохо скрываемой завистью.

- Тут лучше, да? - хлопаешь ты меня по спине. - Друг ты мой дорогой! Друзьям полагается рядом сидеть.

Я улыбаюсь тебе, смотрю на стол. Здесь действительно лучше - гораздо шире выбор блюд.

От тебя ждут первого слова.

- Друзья мои! - ты встаешь, тебе подают рюмку водки. - Спасибо... Друзья мои! Я искренне рад видеть всех вас сегодня за этим скромным товарищеским столом. Товарищеским! - ты поднимаешь вверх указательный палец. - Да! Сегодня здесь нет начальников и подчиненных, здесь - друзья, одна единая, монолитная, так сказать, команда честных и благородных людей, собранных и спаянных воедино во имя великой цели служения своему народу!

Рукоплескания, крики: "Браво!", "Здорово!", "Ура!". Ты поднимаешь вверх руку.

- Я не закончил...- воцаряется тишина. - Завтра - день рождения нашего города. Города, который, как и вся наша республика, с каждым годом становится только краше, лучше... э-м-м...- веселее, я б сказал! Благодаря чему, я вас спрошу? И отвечу - благодаря и нашему с вами скромному труду, труду каждого честного гражданина на положенном ему рабочем месте... Но этот труд был бы невозможен без порядка и стабильности в обществе, без дисциплины. Поэтому мой первый тост - за порядок! За стабильность! За уверенность в завтрашнем дне, гарантом и выразителем чего является наш всенародно избранный президент!

Крики "ура!" и продолжительные овации. Все встают. Ты опрокидываешь рюмку себе в рот, кто-то протягивает тебе вилку с маринованным огурчиком. Ты благодарно киваешь и закусываешь. За столом вспыхивает оживленная болтовня, стучат вилки и ножи. Симпатичные юные официантки разносят шашлыки на длинных шампурах, убирают пустые бутылки, ставят новые. Начальнику налоговой инспекции Руденко девушка в белом переднике случайно проливает соус на брюки. Руденко сначала злится, потом машет рукой, смеется, щипает девушку за зад. Она краснеет, отступает от стола.

- У-у, шалунья! - Руденко разворачивается вполоборота к девушке. - Приправить решила, хе-хе! Может и употребишь?

- Молчал бы уже! - укоризненно говорит ему жена. - Седой, старый, а все не успокоишься никак...

- Зря вы своего супруга в старики записали, Любовь Сергевна,- ты улыбаешься, наливаешь мне водки,- какой же он старик? - В самом соку, как говорится. Мы с ним еще поработаем.

- Благодарю за доверие, Сергей Петрович! - Руденко почтительно кивает головой.

- Да что там...- ты отмахиваешься. - Не за что. Мы тут все запросто, без формальностей... Иначе - накажу! - ты смеешься. - Шучу, шучу... А что касается старости... Старики у нас в почете, мы ценим их опыт, ну и так далее, а посему слово даю уважаемому нашему Дмитрию Степановичу! Вставай, Степаныч! Пусть на тебя молодежь полюбуется!

Степаныч - маленький сухонький старичок с фигурой шестиклассника встает, чуть приподнявшись над батареей бутылок. Он старательно вытирает губы большим мятым платком и прокашливается.

- Товарищи! - голос Степаныча никак не сообразуется с его фигурой - густой баритон, выдержанный официальный стиль. - Минутку внимания, товарищи! Мне поручено выступить от имени старшего поколения. И я, честно надо признаться, имею на это право. Современная история нашего города вершилась на моих глазах и при моем посильном участии. Нас мало осталось, ветеранов... Мы пришли сюда, на родную землю, освободителями в тридцать девятом, мы поднимали деревню, боролись с кулаком, создавали индустрию... Потом была война...- Степаныч делает внушительную паузу, сидящие за столом нетерпеливо ерзают на стульях. - После войны пришлось все восстанавливать заново. Я был вторым секретарем райкома, потом долгое время бессменно - первым. Вот этими руками, - Степаныч протягивает свои костлявые ладони,- этими вот руками я трудился не жалея сил! Эти руки сжимали и лопату, и винтовку, и перо... "К штыку приравняли перо..."- декламирует он и улыбается. Вдруг лицо его меняется - оно становится злым. - А потом эти нытики обосрали все дело товарища Сталина! - в глазах старикашки огонь ненависти. - А как бы мы теперь жили!.. Я кончаю, товарищи... Сейчас, наконец-то, начался процесс восстановления утраченного. Дай-то бог! И мы восстановим Союз и пойдем дальше!.. Надо, чтобы человек имел совесть. Порядочные люди сейчас ой как нужны стране! Я поднимаю свой бокал за очень порядочного человека, который отдает все свои силы родному городу и району - за Сергея Петровича Самохвалова!

Все дружно хлопают. Старичок хочет сказать что-то еще, но его никто не слушает.

- Выпьем! Выпьем!.. Сергей Петрович - персонально за вас! Грех не выпить!.. За вас!

Ты встаешь. На твоем лице смущенная улыбка.

- Благодарю вас, друзья! Такое качество как порядочность для меня высшая оценка... За порядочность!

Праздник продолжается. Провозглашаются тосты за дружбу, за женщин, за любовь. Выпить за любовь предлагает Руденко. Он хватает за талию проходящую мимо официантку, ту самую, что пролила соус ему на брюки, прижимает к себе, пытается поцеловать. Девушка вырывается, убегает. Руденко кричит ей вслед:

- Любовь зла, полюбишь и козла! - и хохочет. Смеются и все остальные.

Ты встаешь. Ты просишь тишины.

- Друзья мои! Тихо!.. Имеется предложение отдохнуть от возлияний, мужчинам перекурить, обсудить свои мужские дела, нашим прелестным спутницам тоже охота поразмяться, блеснуть туалетами... Сообразим танцы!..- все согласно кивают. - Но прежде чем объявить перерыв, я хочу предложить тост за одного очень хорошего честного человека, за моего старинного друга - Александра Кислякова! - ты смотришь на меня, все смотрят на меня. - Мы с Сашей учились в одном классе, дружили... Он даже защищал меня от хулиганов,- ты улыбаешься. - Да-да! Представьте себе - было и такое...- ты трогаешь меня за плечо. - Я все помню, Саша... Мы вместе учились в институте... Потом судьба разбросала нас... Теперь вот я стараюсь поддержать Сашу в трудную минуту. Вы все знаете, какое горе постигло его... Меня! Твое горе, Саша,- мое горе... - ты вздыхаешь как на похоронах. - Я, вот, уговариваю Александра взять да плюнуть на все, уехать куда-нибудь, развеяться, но... Саша - человек в высшей степени ответственный, человек долга. Да! Он не желает даже временно расставаться с нашим коллективом. Вот - пример!.. - ты опять трогаешь меня за плечо. - Саш, если ты все же послушаешь моего доброго совета и покинешь нас для восстановления сил, я хочу, чтобы ты знал, что мы тебя

очень любим. Нам тебя будет не хватать. Мы тебя никогда не забудем...- ты сказал глупость. Майор Трофимов смеется одними глазами. - То есть - пока ты не вернешься. Так выпьем же за тебя!

Ты чокаешься со мной. Вслед за тобой лезут и остальные. Такие добрые, отзывчивые, симпатичные...

Ты встаешь из-за стола, берешь меня под руку.

- Пойдем, Александер, развеемся, подышим свежим воздухом.

Я встаю, иду с тобой. Кто-то подбегает к тебе:

- Сергей Петрович! Извините! Я опять насчет лицензии... Документы все готовы, банк принял платежи, только ваша подпись...

- Потом, Белкин, потом! Приходи ко мне в кабинет э-э-э... Послезавтра! И все решим. Все решим... А сегодня видишь - гулянье...

- Сергей Петрович! Вы человек занятой - боюсь, не примете... Время-то идет!.. А время - деньги!..

- Деньги? Это правильно. Правильно говоришь... Приезжай ко мне домой завтра. Часикам к десяти. Договорились?.. Ну, вот и чудненько... И не забудь прихватить с собой документы! Все! Все документы! Понял, Белкин!

- Спасибо, Сергей Петрович! Привезу! Все привезу! Все как полагается!..

Мы с тобой идем по тропинке вдоль реки. Река вечером похожа на дорогу - вода темная как мокрый асфальт, русло петляет между молодыми соснами и убегает куда-то за горизонт. Ты идешь по узенькой тропинке, я - сбоку, по траве. Мы идем и молчим. Ты улыбаешься чему-то... Вдруг у нас за спиной загремела музыка.

- Плясать пошли,- усмехаешься ты. - Пусть...

Мы выходим на высокий обрывистый берег. Река здесь круто поворачивает, с каждым годом все сильнее разрушая холм, на котором мы сейчас стоим.

- Это твоя стрела мокнет в моем бассейне? - я вздрагиваю от твоих слов. Ты смотришь на меня с улыбкой. - Твоя... Я так и думал... За жену мстишь?

- За все,- хрипло говорю я.

- За все?.. Хм!.. Я тебе ничего плохого вроде как не сделал... А то, что с Леной так вышло... Сам ведь понимаешь - никто не застрахован... Так за что же ты меня так ненавидишь?

- Потому что ты - зло.

- Я - зло?!.. А ты, значит,- добро? Богиня правосудия?.. Я вижу, ты совсем до ручки дошел. Спятил. Насмотрелся, небось, мистики...- ты достаешь из внутреннего кармана пиджака пачку "Мальборо", закуриваешь. На мгновение мелькает кобура пистолета у тебя подмышкой.

- А я сегодня пошел окунуться с утра, выловил ту стрелу и думаю: кому это понадобилось меня убивать? Про тебя сразу подумал. Вспомнилось, как ты в десятом классе самострел мастерил... Но вот чего ты хотел этим добиться - не понимаю. Денег тебе за это никто не заплатит, место тебе мое никогда не занять... Остается только месть. А ты тут морализируешь о добре и зле...- ты стоишь напротив меня - как всегда уверенный в себе, довольный собой. - Ну что ты такое выдумал? Какое я зло?.. Обыкновенный человек...

- Нет,- у меня дрожит голос. - Ты... Ты!..

- Да! - ты брызжешь слюной мне в лицо. - Ты бы на моем месте был не лучше! Просто больше возможностей! А ты завидуешь! Ты - такой же! Ты - хуже! Ты знал, что Лена спит со мной, и молчал! Тряпка!

Я толкаю тебя в грудь. Ты делаешь шаг назад, к обрыву, земля проседает, уходит из-под твоих ног, и ты падаешь, но успеваешь ухватиться руками за траву.

- Я не умею плавать,- испуганно говоришь ты, руки судорожно цепляются за зелень у моих ног. - Ну, помоги же мне! Ну!

Я наступаю ботинками на твои пальцы, вдавливаю их в землю.

- Что ты делаешь?! - в твоем голосе давно позабытые нотки яния. - Мне же больно! Больно! - ты теряешь силы, всхлипываешь. - Не надо!.. Все что хочешь!.. Я заплачу!.. Не на-до!..

Я опускаюсь на колени, хватаю тебя за плечи, тяну наверх. Ты на четвереньках уползаешь прочь от коварного берега.

Ты сидишь на земле и тяжело дышишь, руки твои дрожат, пиджак порвался, рубашка вылезла из брюк, грязный галстук болтается на шее.

Я отворачиваюсь.

- Сучий выродок! Как ты посмел?!.. Дрянь! Тряпка! Вшивый интеллигентик! Ненавижу!

Я слышу выстрел.

 

К списку произведений